Неточные совпадения
Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин,
подай сиротинке!» Кучер, заметивши, что один из них был большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом, и бричка пошла прыгать по
камням.
Он не заметил, что Захар
подал ему совсем холодный обед, не заметил, как после того очутился в постели и заснул крепким, как
камень, сном.
Он благоговейно ужасался, чувствуя, как приходят в равновесие его силы и как лучшие движения мысли и воли уходят туда, в это здание, как ему легче и свободнее, когда он слышит эту тайную работу и когда сам сделает усилие, движение,
подаст камень, огня и воды.
В полдень я
подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было воды. Спускаться в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло за
камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
Вечером, после привала, сделанного в Братовщине, часу в восьмом, Москва была уже рукой
подать. Верстах в трех полосатые верстовые столбы сменились высеченными из дикого
камня пирамидами, и навстречу понесся тот специфический запах, которым в старое время отличались ближайшие окрестности Москвы.
И вот я — с измятым, счастливым, скомканным, как после любовных объятий, телом — внизу, около самого
камня. Солнце, голоса сверху — улыбка I. Какая-то золотоволосая и вся атласно-золотая, пахнущая травами женщина. В руках у ней чаша, по-видимому, из дерева. Она отпивает красными губами и
подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью сладкие, колючие, холодные искры.
Я отдал ей яблоки, а Валек, разломив булку, часть
подал ей, а другую снес «профессору». Несчастный ученый равнодушно взял это приношение и начал жевать, не отрываясь от своего занятия. Я переминался и ежился, чувствуя себя как будто связанным под гнетущими взглядами серого
камня.
— Кончилось тем, — договорил Яков Петрович, — что он швырнул в дядю Онисима
камнем и, взявши у него ни больше ни меньше, как рубль семьдесят копеек, явился в волостное правление и заплатил
подать.
Эркель
подал первый, и пока Петр Степанович, ворча и бранясь, связывал веревкой ноги трупа и привязывал к ним этот первый
камень, Толкаченко всё это довольно долгое время продержал свой
камень в руках на отвесе, сильно и как бы почтительно наклонившись всем корпусом вперед, чтобы
подать без замедления при первом спросе, и ни разу не подумал опустить свою ношу пока на землю.
Сознавал ли Иудушка, что это
камень, а не хлеб, или не сознавал — это вопрос спорный; но, во всяком случае, у него ничего другого не было, и он
подавал свой
камень, как единственное, что он мог дать.
Но понятно, что это — только отговорка, на которую возможен один ответ: пробуй, делай, что можешь, или уйди, не блазни, не
подавай камня там, где нужен хлеб.
И жаждавшие примирения раздвоились: одни не верят науке, не хотят ею заняться, не хотят обследовать, почему она так говорит, не хотят идти ее трудным путем; «наболевшие души наши, — говорят они, — требуют утешений, а наука на горячие, просьбы о хлебе
подает камни, на вопль и стон растерзанного сердца, на его плач, молящий об участии, — предлагает холодный разум и общие формулы; в логической неприступности своей она равно не удовлетворяет ни практических людей, ни мистиков.
Белесова. Да, я хочу оправдаться перед вами, я хочу, чтоб вы знали, как мало было моей вины… Я скажу вам все, все, и потом
подам вам
камень и посмотрю, подымется ли у вас рука убить меня.
И
подал нож мне. Нож кривой и острый, по стали золотом узор положен, рукоять серебряная, и красный
камень врезан в неё.
Встречая Голована где бы то ни было, Фотей заступал ему дорогу и кричал: «Долг
подавай». И Голован, нимало ему не возражая, лез за пазуху и доставал оттуда медную гривну. Если же у него не случалось с собою гривны, а было менее, то Фотей, которого за пестроту его лохмотьев прозвали Горнастаем, швырял Головану недостаточную дачу назад, плевал на него и даже бил его, швырял
камнями, грязью или снегом.
Керосиновая лампочка тускло освещала пыльные выступы
камней в подвале. Отдушины были завешаны дерюгами. Ася месила лопатою известку, Агапов, в фартуке, клал поперечную стенку, Майя
подавала камни. Из-за стенки выглядывали ящики, мешки с мукою, бочонки.
Марфа, выйдя с клевретами своими из храмины на Ярославлев двор, распорядилась рассыпать народу несколько четвериков пуль [Новгородское тесто того времени.], раздать по оловяннику [Оловянная кружка.] меду на брата и
подала знак, по которому туча
камней полетела на ее ослушников. Иные, сраженные, попадали, другие разбежались, а крики толпы становились все громче.
Марфа, выйдя с клевретами из храма на Ярославов двор, распорядилась рассыпать народу несколько четвериков пуль [Новгородское тесто того времени.], раздать по оловяннику [Оловянная кружка.] меда на брата и
подала знак, по которому туча
камней полетела на ее ослушников. Иные, сраженные, падали, другие разбежались, а крики толпы становились все громче.
В это время на небе насупилась туча, ветер завыл, будто прорванная плотина, и стал прохватывать художника. Он ощупал голову. Андрюша предупредил его и
подал берет, который за ним нес, когда отец выходил из дому, а потом положил недалече от него, между
камнями. Аристотель накрыл голову.
Шерстобит Малафей
подал мнение, чтобы для страха другим пришибить притворщиков
камнем, но Зенон за них заступался и говорил, что никого не надо неволить.
Был у этого богослова раб-африканец, ходивший за ним повсюду. Когда богослов вошел в кофейную, африканец остался на дворе, за дверью, и сел на
камень на припеке солнца; он сидел и отгонял от себя мух. А сам богослов лег на диван в кофейной и велел
подать себе чашку опиума. Когда он выпил чашку и опиум начал расшевеливать его мозг, он обратился к своему рабу.